Чарующий мир Аллы Беляковой
Первый автопортрет. 1936г.
Эти слова прекрасного романтического художника, Заслуженного деятеля искусств Аллы Михайловны Беляковой, опубликованные в ее каталоге 1990 года, хорошо выражают творческое кредо, которое полностью воплотилось в произведениях мастера, причем не только в акварелях, где натюрморты с цветами занимают ведушее место, но отнюдь не исчерпывают ее тематики, но и в литографиях, замечательным мастером которых она является.
Алла Михайловна Белякова родилась в 1914 году в семье служивого дворянства Куколь-Яснопольских. Ее отец Михаил Николаевич всю Первую Мировую войну провел на фронте и имел государственные награды. Как считает сама Алла Михайловна, на сложение у нее интереса к творчеству повлияла мать Наталия Дмитриевна, обладавшая художественным вкусом. В тяжелые дни «ежовщины», когда отец будущей художницы был арестован, Наталия Дмитриевна работала в ателье мод как модельер вполне успешно. Девочкой Алла Михайловна жила в Туркестане, где ее отец после революции работал сначала наркомом просвещения, а затем был одним из организаторов ирригационной службы. Как уже говорилось, в 1930-е годы он был репрессирован, но затем отпущен. Однако вскоре он трагически погибает, и, как предполагали в семье и близкие друзья, с ним просто расправились, имитируя несчастный случай. Как в большинстве дворянских семей, Белякову с детства окружали книги и музыка, можно сказать, что мир прекрасного был для нее родным. И пусть в силу своего происхождения и трагической судьбы отца она не смогла получить высшего образования, с юности она тянулась к миру высшей духовности, даже еще не думая стать художником В начале 1930-х годов ей после окончания конструкторских курсов удалось переехать в Москву, где вскоре Белякова начала работать в архитектурных организациях. Там она быстро делает успехи, и, вероятно, если бы Алла Михайловна остановила свой выбор на архитектуре, она и в этой области сумела бы достичь достойных результатов. Видя ее способности в области зодчества, в 1939 году
Белякову как перспективного специалиста направляют на трехгодичные курсы повышения квалификации при Московском архитектурном институте. Великая Отечественная воина помешала окончить эти курсы, но безусловно на внутреннее развитие Беляковой повлияло то, что она слушала лекции выдающихся ученых, открывающих перед слушателями все особенности мировой художественной культуры: Александра Георгиевича Габричевского, Николая Ивановича Брунова, Алексея Алексеевича Сидорова. Благодаря им, сфера изобразительного искусства стала для Беляковой особенно притягательной. С А.Г. Габричевским судьба сведет Аллу Михайловну более тесно, когда после эвакуации она начнет работать в Академии архитектуры. Человек необыкновенно яркий, артистичный, сам профессионально занимающийся рисунком и живописью, к тому же страстно увлекающийся музыкой, он вводит Белякову в круг музыкантов. Начинается ее общение с Генрихом Густавовичем Нейгаузом Среди людей, оказавших на Белякову влияние, нельзя не упомянуть библиомана, тончайшего знатока поэзии Бориса Георгиевича Макеева, который буквально увлек ею будущую художницу. И то обилие стихов, которые знает и увлеченно читает наизусть Алла Михайловна, не результат ли долгой дружбы ее с Макеевым? Но и мир музыки был близок этому по-своему удивительному человеку. Именно он познакомил ее со Святославом Рихтером. И тогда же произошло знакомство с Владимиром Владимировичем Софроницким, причем поклонницей этих двух великих музыкантов Белякова останется на всю жизнь. Но, конечно же, определяющей в судьбе Беляковой стала встреча с Артуром Владимировичем Фонвизиным. Как-то зашел разговор о дальнейшей творческой судьбе Аллы Михайловны. Архитектор Рашель Моисеевна Смоленская предложила ей заниматься акварелью у Фонвизина, творчество которого в те годы замалчивалось как формалистическое. Видимо по этой причине Белякова не знала его, но Смоленская отвела Аллу Михайловну к художнику, и его акварели очаровали ее. С группой своих коллег Белякова организует кружок и уговаривает Фонвизина преподавать в нем. Преподавание велось следующим образом: Фонвизин садился рядом с учениками, иногда поправлял их работы, рассказывал и показывал, как нужно писать акварелью. «Мы видели, как работает мастер, — вспоминает Алла Михайловна, — какими приемами добивается он свежести и легкости в своих листах». Однако кружок долго не просуществовал. Многие из архитекторов, привыкшие к отмывкам, не понимали смелой и свободной фонвизинской манеры. Тогда Фонвизин отказался от работы с этой группой, выразив желание заниматься лишь с Дмитраш Н.В., Чаус Е.П. и, конечно же, с Беляковой, которая так увлеклась акварелью, что спустя некоторое время оставила архитектуру, посвятив себя исключительно изобразительному искусству. Алла Михайловна быстро овладела техникой акварели. Уже листы, датированные 1948 годом, отмечены легкостью и раскованностью, а также смелостью в сочетании глубоких насыщенных цветов. Следуя наставлениям своего учителя, Белякова не делала и не делает до сих пор подготовительного рисунка карандашом, ибо, как говорил Фонвизин, рисунок и свободная акварельная живопись никогда не совпадают. Рисунок, действительно, несколько сковывает живопись, мешает художнику импровизировать на бумаге. Подобно Фонвизину, Белякова не пользуется белилами, когда ей нужен белый цвет, она просто оставляет незакрашенным тот или иной участок листа. И еще один характерный прием, почерпнутый у учителя, — Белякова никогда не пишет по увлажненной заранее бумаге, то есть «по сырому». Она просто нагружает кисть большим количеством воды, что позволяет акварели свободно течь, создавая красивые красочные пятна А что касается мотивов акварелей Беляковой, то внешне они просты. Это букеты цветов, фрукты, лежащие на столе, стеклянная посуда, казалось бы, скромные пейзажи среднерусской природы, портреты знакомых. Но все у нее исполнено романтической преображенностью, поскольку она подбирает цвета для создания колористической гармонии, подобно тому, как композитор сочиняет музыку. Надо сказать, что произведениям Фонвизина была свойственна музыкальность, качество, которое он приобрел еще в начале XX века, будучи участником «голуборозовского» движения. Известно, что мастера «Голубой розы» стремились средствами живописи вызвать музыкальные ассоциации. И эта особенность искусства Фонвизина оказалась близка Беляковой, ведь ее знакомые — Г.Г. Нейгауз, С.Т. Рихтер, В.В. Софроницкий — помогли Алле Михайловне постичь тайны самого совершенного из искусств. К тому же, она постоянно погружалась в мир поэзии, в которой особенно ценит музыку слова. И можно без преувеличения сказать, что в лучших произведениях Беляковой также звучит музыка, воплощенная цветом. Поэтому не случайно Белякова стала любимой ученицей Фонвизина. Подтверждение тому — та прочная дружба, которая на много лет связала их.
Артур Фонвизин. Портрет Аллы Беляковой. 1955г.
И, как результат, появились пятьдесят портретов, написанных Фонвизиным с Аллы Михайловны. Все они разошлись по музеям.
Усилиями друзей в 1954 году в фойе театра «Ромэн» была устроена выставка Беляковой. Она имела успех, недаром ее посетил Роберт Рафаилович Фальк, который представился Беляковой и предложил брать у него уроки. Около двух лет Белякова занималась в мастерской Фалька, которого справедливо считает вторым после Фонвизина своим учителем.
Думается, вглядываясь в работы Фалька, Алла Михайловна начала интересоваться выразительностью живописного пространства, которое нюансировкой цвета стала вводить в свои работы. Постепенно ее палитра делается не столь интенсивной, как в более ранних произведениях. Колорит теперь часто строится на сближенных отношениях, а образ, не теряя своего романтически одухотворенного характера, приобретает еще большую глубину, наполняется рефлексией человеческих чувств и переживаний. Видимо от Фалька идет и то желание добиваться живописными средствами большей вещественности изображаемого, которое вместе с тем не разрушает в произведении музыкального начала, не делает его прозаическим. Мне кажется, что именно благодаря общению с Фальком, Белякова смогла расширить диапазон своего искусства — создать порой задумчивые, порой грустные по настроению пейзажи, в портретах добиться емкой психологической выразительности, а в натюрмортах с цветами одухотворить мир растений, сделать каждый цветок подлинно живым существом. В целом же органичный сплав творчески воспринятых традиции двух крупнейших представителей Серебряного века превратил Аллу Михайловну Белякову в неповторимого мастера акварельной живописи, ведь только на основе глубоко осмысленного опыта великих мастеров и может рождаться подлинное искусство, уже далекое от какого-либо подражательства. Цельность акварельных серий Беляковой несомненна. Но есть еще одна область ее творчества, в которой она также ярко выразила себя. Это цветная литография, которой художница увлеклась в 1950-е годы. В отличие от акварелей, где в основу кладется натурный мотив, правда, как уже говорилось одухотворенный чуствами мастера, мир ее литографий зачастую подчеркнуто фантастичен, сказочен. Эта сказочность определяет мотивы «новогодних поздравлений» — изящных миниатюр, выполненных в этой технике. В них так органично живут персонажи, навеянные впечатлениями от сказок Ганса Христиана Андерсена или Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Но это никогда не иллюстрации к какому-нибудь произведению великих сказочников, а поэтическая вариация на тему.
То же качество присуще и большим литографиям, где даже суздальская архитектура вызывает в памяти какой-нибудь город Леденец, а когда Белякова дает полную свободу своему воображению, тогда возникает»Сказка» (1964), при взгляде на которую вспоминаются образы Шарля Перро, или «Лето»(1960-е годы), или наконец, изящная наездница.
Мотив последней литографии явно подсказан искусством А.В. Фонвизина, так как цирковые всадницы — одна из любимых и разрабатываемых им (правда, в акварелях) тем. Причем у Фонвизина это не конкретное воспроизведение циркового действа, а фантазия, повод к созданию поэтической метафоры. Увлекшись и овладев техникой работы с камнем, добившись в ней свободы и пространственности, «легкого дыхания», по выражению Ивана Алексеевича Бунина, ученица в 1962 году увлекла своего учителя. Она предложила Фонвизину сделать вдвоем серию автолитографий, и в результате возник интересный цикл работ — плод совместного творчества Фонвизина и Беляковой, Фонвизин специально для литографии делал рисунок. Затем Алла Михайловна воспроизводила его на литографском камне и подбирала к нему красочную гамму, стараясь сохранить любимые учителем нежные, рождающие лирическое настроение тона. При переводе на литографский камень Белякова дополнила рисунок Фонвизина деталями воображаемого пейзажа или интерьера. И вполне закономерно, что на большинстве этих листов стоят подписи обоих авторов. В них мы видим излюбленный круг тем Фонвизина. Это цирковые наездницы и «Песни и романсы». Но одновременно они чаруют артистизмом исполнения, изысканностью цветовой палитры, а так-же умением использовать все возможности литографии, что как раз свойственно Беляковой. По целому ряду причин литографии Фонвизина и Беляковой не были тиражированы. Алле Михайловне удалось отпечатать и сохранить лишь по нескольку оттисков с каждого из более чем тридцати сюжетов. Они разошлись по частным собраниям, и только художественный музей Читы приобрел полный комплект этих произведений. Следует только подивиться мужеству Беляковой, которая, понимая всю художественную ценность серии, издала ее в виде факсимильных репродукций малым тиражом.
Алла Михайловна активно работает и сегодня. Ее акварели последних лет столь же свежи по чувствам, музыкальны по ритмам и краскам, неожиданны по пластическим и композиционным находкам.
Оглядываясь на долгий творческий путь Аллы Михайловны Беляковой, хочется без преувеличения сказать, что птица искусства поселилась постоянно у художницы и с удовольствием поет ей песни, которыми наслаждается зритель, глядя на произведения одного из самых поэтичных мастеров сегодняшнего современного искусства.
Заслуженный деятель искусств РФ, доктор искусствоведения,
профессор Михаил Киселев